Похититель школьных завтраков - Страница 56

– Знаете, мне как-то довелось ознакомиться с одним вашим расследованием. Его потом еще прозвали делом «собаки из терракоты». Тогда вы бросили дело о торговле оружием и занялись преступлением пятидесятилетней давности, раскрытие которого не имело для вас практического смысла. Знаете, почему вы так поступили?

– Из любопытства? – предположил Монтальбано.

– Нет, дорогой мой. Для вас это был утонченный способ укрыться от реальности, погрузившись в свое не самое приятное ремесло. Очевидно, эта реальность, эта рутина порой тяготит вас. И вы от нее бежите. Так и я прячусь здесь от всего мира. Только я возвращаюсь домой и тут же теряю половину того, что обрел. То, что ваш отец умирает, – часть реальности, но вы отказываетесь ее признать, лично засвидетельствовать. Вы как ребенок, который зажмурился и думает, что теперь все вокруг исчезло.

Профессор Либорио посмотрел на комиссара в упор:

– Когда вы решитесь повзрослеть, Монтальбано?

Глава двадцатая

Спускаясь к ужину, Монтальбано решил, что на следующее утро вернется в Вигату, отлучка и так длилась уже пять дней. Луичино, как всегда, накрыл им в маленькой комнате; Пинтакуда уже сидел на своем месте и ждал.

– Завтра я уезжаю, – заявил Монтальбано.

– А я останусь, мне нужна еще неделька чистки.

Тут Луичино подал первое, и рты собеседников теперь были заняты только едой. Когда подоспело второе, оба удивились.

– Котлеты! – оскорбился профессор. – Котлетами кормят только дворовых псов!

Комиссар не поддался – он учуял исходящий от блюда богатый, насыщенный аромат.

– Танино не заболел? – взволнованно спросил Пинтакуда.

– Нет, синьор, он на кухне, – ответил Луичино.

Только тогда профессор вилкой разломил одну котлету и поднес кусочек к губам. Монтальбано не успел еще снять пробу. Пинтакуда медленно прожевал, закрыл глаза и издал что-то похожее на вздох.

– Попробовав это блюдо, умирающий испытает в этой жизни достаточно удовольствия, чтобы спокойно отправиться в ад, – тихо сказал он.

Монтальбано отправил в рот половинку котлеты, и его язык и небо принялись за научную экспертизу, какая и не снилась Якомуцци. Итак, рыба и, несомненно, лук, красный перец, взбитое яйцо, соль, черный перец, тертые сухари. Не удалось опознать еще два вкуса, скрытые маслом, на котором жарился этот кулинарный шедевр. Второй кусок позволил опознать и их: тмин и кориандр.

– Кофтас! – воскликнул изумленный Монтальбано.

– Что вы сказали? – переспросил Пинтакуда.

– Мы с вами едим индийское блюдо в превосходном исполнении.

– А мне совершенно безразлично его происхождение, – ответил профессор, – главное, что это просто мечта. И я попрошу вас ни слова мне больше не говорить до окончания ужина.

Пинтакуда попросил убрать со стола и, как обычно, предложил партию в шахматы, в которые Монтальбано обычно проигрывал.

– Извините, я прежде хотел поблагодарить Танино.

– Я составлю вам компанию.

Повар между тем задавал своему помощнику нагоняй за то, что тот плохо вымыл сковороды.

– От этого, синьоры, они на следующий день пахнут тем, что готовилось вчера, так что уже не разобрать, что ешь, – объяснил он посетителям.

– Послушайте, – спросил Монтальбано, – а это правда, что вы никогда не покидали Сицилию?

Видно, по привычке он заговорил как сыщик, потому что Танино вдруг вспомнил о прежних временах, когда был мошенником, и запротестовал:

– Ни разу, клянусь вам, у меня и свидетели есть!

Значит, он не мог научиться готовить это блюдо в каком-нибудь ресторане с заморской кухней.

– А вы когда-нибудь водили знакомство с индийцами?

– С теми, что в кино? Краснокожими?

– Ладно, забудьте, – сказал Монтальбано и в благодарность крепко обнял чудесного повара.

За прошедшие пять дней, доложил Фацио, ничего важного не произошло. Кармело Арноне, тот, что держит табачную лавку возле станции, пустил четыре пули в Аньело Канниццаро, владельца галантереи, – не поделили женщину. Мими Ауджелло, случайно оказавшийся поблизости, отважно противостоял преступнику и обезоружил его.

– Значит, – заключил комиссар, – Канниццаро отделался легким испугом.

Как известно всем и каждому, с пистолетом Кармело Арноне управиться не мог, он не попал бы и в корову на расстоянии десяти сантиметров.

– Да нет.

– Его задело? – удивился Монтальбано.

Нет, Арноне, конечно, промахнулся, объяснил Фацио, но пуля попала в фонарный столб, а затем рикошетом угодила Канниццаро между лопаток. Она была уже на излете и искорежена. Но по всему городку мгновенно распространилась весть, что Кармело Арноне подло выстрелил Аньело Канниццаро в спину. Тогда кузен его, Паскуалино, тот, что торгует бобами и носит линзы в два пальца толщиной, взял пистолет, нашел Кармело Арноне и выстрелил в него. Оказалось, что он промахнулся дважды: не просто не попал, но и мишенью ошибся. На самом деле он принял за Кармело Арноне его брата Филиппо, зеленщика, обманувшись некоторым внешним сходством. Что же касается промахов, так первая пуля улетела куда-то, ищи свищи, а вторая поранила мизинец на левой руке торговца, по делу прибывшего в Вигату из Каникатти. И тут пистолет заклинило, а не то бы Паскуалино Арноне учинил бы еще одно избиение младенцев. Да, еще два ограбления, четыре карманные кражи, и три машины сожгли. Все как обычно.

В дверь постучали, и она распахнулась от удара ногой. На пороге стоял Торторелла с трехкилограммовой кипой бумаг в руках.

– Изволите посмотреть, пока вы здесь?